Убей его!

[Jean Sugui]

20.09.2012 в 12:32Пишет  Случайный дневник:
Убей его!
Автор материала:
Ольга Громыко

Убивать героя — тяжелая и грязная работа. Особенно если герой главный, выстраданный и любимый. Да и второстепенных положительных как-то жалко, а перед отрицательными стыдно. Они же не виноваты, что ты их такими сочинил, причем с единственной целью: умереть на потребу публике.
Но иногда все-таки приходится брать в руки топор (меч, саблю, лук, сосульку на крыше, голодного дракона) — и со слезами на глазах уменьшать поголовье персонажей.
Тому есть несколько серьезных причин.

Кому это выгодно?

Убийство персонажей преследует две цели. Первая — это раскрытие характера героя, в частности, проверка его на способность отнять жизнь. Его реакция на смерть многое расскажет о вашем герое. Даже если он опытный воин — не говоря уж об изнеженной барышне, — это стрессовая ситуация, максимально ярко проявляющая характер как самого героя, так и его спутников. Кроме того, это отличный способ вызвать в читателях сочувствие к герою, заставить их сопереживать ему.
Мало просто устроить драку, изрубив орду противников во имя добра, справедливости и мира во всем мире, — такой текст будет интересен разве что фанатам Doom’а. Убийство должно быть — или, по крайней мере, казаться герою — единственным возможным выходом. Когда или ты убьешь — или убьют тебя и твоих подопечных. Убийство ради демонстрации молодецкой силушки героя не красит, даже если он отрицательный — потому что он тоже должен быть живым человеком, а не картонным злодеем. Иначе про него будет неинтересно читать.
Вот пример из недавней книги «Год крысы. Путница». Главный герой в состоянии аффекта убил десяток разбойников и только после драки осознал, что натворил. Молодой мужчина, до сих пор только бахвалившийся боевыми подвигами, с изумлением обнаружил, что убить человека на словах и убить на деле — большая разница. Смерть страшна и неприглядна, даже если это смерть врага. Она повлияла на характер героя и изменила его отношение к насилию как к быстрому и простому способу разрешения конфликта.
Что, собственно, и было целью автора.
Вторая цель убийства — зрелищность. С помощью сцен драк можно усилить внутреннюю напряженность текста, добавить драйва, в конце концов — занять героев делом в преддверии кульминации основного конфликта. Но увлекаться ими не стоит, все-таки это роман, а не пособие по криминалистике.

Ищите мотив

Смерть героев должна быть оправданной. Если герой умрет внезапно, его смерть будет напрасна. Читатели не пожалеют его, а только удивятся: что это за рояль в кустах? Писателю, как и художнику, часто приходится действовать в ущерб реализму. Понятно, что на войне вероятность погибнуть от шальной стрелы или быть затоптанным конницей гораздо выше, чем умереть в эффектной схватке один на один. Но это смерть бессмысленная и не идущая на пользу книге, поэтому важно подобрать героям кончину поинтереснее, обыграть ее. Говоря проще, обреченный персонаж должен идти к смерти, совершать поступки и принимать решения, которые к ней приведут, как это ни жестоко звучит — заслужить ее. Чтобы автор, а потом и читатели плакали, но осознавали неизбежность этого события.
Кроме того, смерть должна работать на сюжет. К примеру, если намечается масштабная битва, кто-то из героев непременно должен умереть, иначе будет нереалистично. Если люди не погибают на войне, это не война. Если во время эпидемии испанки никто даже не чихнет, это не эпидемия. Если стихийное бедствие не унесет чью-нибудь жизнь, то это никакое не бедствие! Это просто беда — для книги.

Физиология убийства

Первое правило писателя гласит: «Не знаешь — не пиши». Если вы слабо представляете, как выглядит труп, и что бывает, если ткнуть острым предметом в надключичную ямку, описывать это противопоказано. Ограничьтесь расплывчатым описанием, что-нибудь вроде: «Он взмахнул мечом, и враги начали падать». Автор, не знающий анатомии, рискует порадовать читателей «фонтаном ярко-алой крови из перерезанных вен» либо родить перл вроде "пронзенный мечом в печень, он вырвал его, убил еще десять врагов, произнес часовую прощальную речь и к вечеру тихо отошел". Трагический эффект сменится комическим, а то и вовсе отвернет читателя от книги.
Конечно, я не предлагаю пойти на улицу и кого-нибудь убить для достоверности и вящей бойкости пера. Поищите консультантов среди врачей и мастеров боевых искусств; на худой конец, почитайте медицинскую энциклопедию.
Кроме того, следует учитывать специфику жанра. Если в серьезном фантастическом романе допустимы и даже приветствуются кровавые и реалистичные подробности, то в юмористической фантастике не стоит на них акцентироваться. А лучше вообще обойтись без убийств.

Орудие убийства

Волшебные клинки, метко втыкающиеся в плоть врага и вопреки законам физики отсекающие от нее разнообразные куски, встречаются в каждом втором романе жанра фэнтези. Попробуйте придумать что-нибудь оригинальное. В мире существует столько разнообразных орудий убийства, что автору просто грешно ограничивать себя мечом.Кроме того, смертельная битва между героем и злодеем — событие само по себе заурядное, и штампованные описания напрочь загубят сцену.
Схватка — это не просто мордобой, где один схватил, второй врезал ногой, третий зарядил в глаз... Действие, поданное одним липким куском, утомляет читателя и рассеивает его внимание. Покажите происходящее с разных точек — глазами одного противника, другого, пролетающей мимо птицы, на уровне чувств, эмоций, ощущений, свяжите его с явлениями природы, и так далее.


Очень наглядно в этом плане аниме «Меч чужака», где камера попеременно показывает поединок двух воинов на мосту — и ловлю рыбы крестьянином под мостом. Сверху идет борьба между людьми, снизу — между рыбаком и подсеченной рыбой. Нарастание напряжения, кульминация и развязка на обоих уровнях происходят синхронно, завораживая зрителя.
Словом, если вы уже решили кого-то убить — сделайте это красиво!

Жертвы

Как писал Ремарк, одна смерть — трагедия, миллион — статистика.
Жизнь — слишком большая ценность, чтобы разбрасываться ею на каждой странице. Доверху заполненное кладбище не прибавит вашей книге художественных достоинств. Пусть лучше погибнет один человек, но его смерть заставит заплакать или задуматься.
Важно. Никогда не убивайте детей и котят. Котяты святы. (По зрелом размышлении - но если очень надо, то можно).

Преступление и наказание

Вина и наказание должны быть соизмеримы. Истории, в которых на героя выскакивают два слабоумных оборванца и обидно показывают ему язык, а он достает из кармана файербол и оставляет от злодеев два дымящихся пятна, характеризуют героя (а заодно и автора!) не самым лучшим образом. Даже если вы убиваете законченного негодяя, обоснуйте это. Расскажите читателю, чем он заслужил такой конец. Убедите его в том, что избежать этого было невозможно. Я не призываю делить мир на белое и черное, но у героя должны быть четкие моральные принципы. Которые, кстати, могут не совпадать с общепринятыми или авторскими, однако играют на созданный вами образ.

И напоследок

Путь воина — это путь смерти, но мне обычно жалко своих героев. Да, это моя слабость, но — если уж совсем откровенно — я ею горжусь. Пусть живут. Заслужили.



Рисунки А.Ремизова, совесть и сапоги С.Дмитриевой.

volha

URL записи

@темы: [Работа с персонажем], [Работа с сюжетом], [Работа с фактурой]

---

[Яна Хоффманн]

В последнее время нас все чаще спрашивают, можно ли здесь задавать вопросы? Так вот, вопросы задавать можно и нужно. Для них мы ввели специальный тэг - [Вопрос в ноосферу]. Можно и нужно делиться интересными ссылками и наработками. Можно и нужно спрашивать совета и просить о помощи. Но - в рамках темы сообщества, а это - непосредственно сам процесс написания. Мы одинаково рады и авторам, создающим собственные миры, и фикрайтерам, и поэтам, и сценаристам.

Лишний раз хотим напомнить, что предложения о рекламе, идеи развития [Рабочей тетради] и возникающие вопросы лучше решать через личку  Jean Sugui или  Лианнон, а не через личку сообщества - так будет намного быстрей и эффективней. Если вы уже писали в личку соо и не получили ответа, но тема остается актуальной, напишите нам, и мы обязательно что-нибудь придумаем.

Мы все заинтересованы в том, чтобы сообщество развивалось и было полезно, так что - welcome!

Всегда ваша
Администрация

@темы: [Административное]

---

Творческое задание 7

[Jean Sugui]

Опишите один обычный день любого своего персонажа - через пять лет после событий в тексте.

@темы: [Упражнения]

---

[Че, Гевара?]

Вопрос, интересующий, я думаю, многих сетевых авторов.
Какой максимальный объем знаков удобен для прочтения в интернете? Ибо, как правило, большой объем текста все равно никто до конца не дочитывает.
Интересует в контексте разбивки большого фика/ориджа на главы. (Даже скорее - на части, которыми будет выкладываться за один раз).
В интернете приводятся совсем крошечные цифры - например, 3000 знаков без пробелов.

@темы: [Сетература], [Вопрос в ноосферу]

---

[Jean Sugui]

Давно подозреваю, что писательский дар заключается не в умении выдумывать то, чего нет, а в особенном внутреннем слухе, позволяющем слышать тексты, которые уже где-то существуют.

Борис Акунин

@темы: [Цитаты]

---

Статья "как написать фанфик"

[Ниротэн]

hogwartsnet.ru/hf2/index.php?showtopic=176 (ссылка не работает — JS, 22.08.19)

Думаю, будет полезна . Тем более, что недавно был вопрос о сюжетах; в статье есть вот такой совет:

Если не хватает фантазии.

Проблема весомая, но исправимая. Итак, берем понравившийся фанфик, желательно скромных размеров, и составляем план. Подробнее про планы, выше. Толково придумано, но как ЭТО реализовать? А вот как:

1. Пишем конспект произведения. КАК? Текст фанфика поделен на абзацы. Мы читаем абзац и записываем его главную мысль в одно предложение. Предложения записывайте в столбик. Обратите внимание на главы фика, если они именные, то названия будут являться пунктами плана, а конспекты содержания глав – подпунктами. Если главы без названия, то назовите их сами, предварительно ознакомившись с конспектом. Если глав нет, но фик выложен постами, называем посты. Иные варианты нам не подходят. Получаем что-то отдаленно похожее на план. Делаем это что-то планом.

2. Итак, у нас есть план. Если вы начнете по нему творить, то плагиатом от вашего произведения будет веять за версту и дальше. Поэтому мы читаем каждый пункт плана и переименовываем его по своему усмотрению, но в разумных пределах. Берем ИСПРАВЛЕННЫЙ план и повторяем операцию. Делаем это до тех пор, пока не получим абсолютно непохожую вещь. Секрет в том, что при замене пунктов и подпунктов вы и сами не заметите, как в вас проснется фантазия. Главное чтобы над душой не стояли.

3. Теперь у нас есть сюжет. Делаем его гладким, логичным.

@темы: [Фанфикшен], [Работа с сюжетом]

---

Вопрос о сюжетах

[Лио Хантер]

Здравствуйте! =))
Во-первых, хочу сказать спасибо создателям сообщества - масса полезной информации, я много чего почерпнула для себя. =)

Во-вторых, хочу задать вопрос (надеюсь, не нарушаю этим правил сообщества).

Дело вот в чём. Я - начинающий автор, точней, автор, который пытается начать. У меня есть собственный мир-фэнтези, мне очень нравится его придумывать - народы, языки, города. Есть персонажи - я о них знаю почти всё - их особенности, биографию, характеры. Но я не могу ничего написать - я не знаю, что с ними случится. Т.е. абсолютно не могу придумать сюжет. В голове постоянно вертятся обрывки диалогов, ситуаций, но когда пытаюсь собрать воедино всё, сложить все паззлы в целую картинку - ни-че-го. Нет сюжета. Может быть, вы мне что-то посоветуете?

@темы: [Вопрос в ноосферу], [Работа с сюжетом]

---

Творческое задание 6

[Jean Sugui]

Опишите в форме рассказа один свой обычный день. Пишите не от первого лица, а от третьего, как будто рассказываете о другом человеке.

@темы: [Упражнения]

---

[Jean Sugui]

По сути дела, писать - то же, что смеяться или заниматься любовью: даешь волю чувствам, и всё.

Хулио Кортасар

@темы: [Цитаты]

---

Вопрос о флешбэках

[майор Энасти]

Так и не нашла про вопросы - можно их задавать, нельзя... Скажите, если что)
Пишу первый в жизни роман. Ну или, по крайней мере, пытаюсь. Черновик ещё не закончен, но вот сюжет полностью расписан по сценам и продуман так же, как и профили персонажей. Проблема в том, что, как мне кажется, не получится написать 10 авторских листов, которые нужны книге для возможного издания. Получится 5, может быть 6 листов.
Я ещё раз продумала весь сюжет и пришла к выводу, что не всегда ясно почему мои персонажи поступили именно так, а не иначе. То есть мне-то понятно, я ж их как облупленных знаю, но читателю - нет. Решила, что можно разбавить повествование флешбэками, которые пояснят некоторые моменты и прибавят объём тексту. У каждого моего персонажа есть в прошлом пара интересных историй, которые я планирую расписать в рассказы. Стоит ли, действительно, вставить флешбэки в текст? Не получится ли, что они не дополнят сюжет, а просто уведут от него читающего?

Если стоит, то у меня есть вопрос по поводу их оформления. Я видела, что флешбэки отделяют в отдельные главы с пометками типа "до какого-либо события", "в таком-то году"... Видела, как они просто вставляются в повествование, не прерывая его, например: "Он вспомнил, что..." и дальше описание события. Видела, как автор просто выделяет флешбэк курсивом. И даже пару раз натыкалась на книги, в которых автор вообще никак не пояснял, что дело происходит в прошлом - просто отделял абзац пустой строкой и предоставлял читателю самому разбираться. На ваш взгляд, как удобнее читать?

Прикручиваю опрос для ленивых =)

Вопрос: Как Вы предпочитаете выделять флешбэки?

1. курсивом (цветом, сменой шрифта и т.п.)		41	(23.84%)
2. в отдельную главу/часть (с пометкой о времени действия)		40	(23.26%)
3. в отдельную главу/часть (без пометки о времени действия)		15	(8.72%)
4. вставлять в мысли или воспоминания героя		49	(28.49%)
5. прошедшим временем, тогда как основной текст в настоящем		17	(9.88%)
6. другой вариант (в комментарии)		2	(1.16%)
7. вообще любые флешбэки - зло		8	(4.65%)
Всего:		172 Всего проголосовало: 105

@темы: [Опросы], [Вопрос в ноосферу], [Стилистика текста]

---

Творческое задание 5

[Jean Sugui]

На этой неделе предлагаю вам потренироваться в сборе фактуры. Возьмите тему, с которой вы близко в жизни не пересекались, и соберите по ней столько информации, чтобы было достаточно для написания достоверного рассказа.

@темы: [Упражнения]

---

Двадцать правил для писания детективных романов

[Jean Sugui]

Двадцать правил для писания детективных романов. Создал американский писатель С. С. Ван Дайн в 1928 году.

Детективный роман — это своего рода интеллектуальная игра. Больше того, это спортивное соревнование. И создаются детективные романы по строго определенным законам — пускай неписаным, но тем не менее обязательным. Каждый уважаемый. и уважающий себя сочинитель детективов неукоснительно соблюдает их. Итак, ниже сформулировано своего рода кредо детективщика, основанное отчасти на практическом опыте всех больших мастеров детективного жанра, а отчасти на подсказках голоса совести честного писателя. Вот оно.

1. Читатель должен иметь равные с сыщиком возможности для разгадки тайны преступления. Все ключи к разгадке должны быть ясно обозначены и описаны.

2. Читателя нельзя умышленно обманывать или вводить в заблуждение, кроме как в тех случаях, когда его вместе с сыщиком по всем правилам честной игры обманывает преступник.

3. В романе не должно быть любовной линии. Речь ведь идет о том, чтобы отдать преступника в руки правосудия, а не о том, чтобы соединить узами Гименея тоскующих влюбленных.

4. Ни сам сыщик, ни кто-либо из официальных расследователей не должен оказаться преступником. Это равносильно откровенному обману — все равно как если бы нам подсунули блестящую медяшку вместо золотой монеты. Мошенничество есть мошенничество.

5. Преступник должен быть обнаружен дедуктивным путем — с помощью логических умозаключений, а не благодаря случайности, совпадению или немотивированному признанию. Ведь, избирая этот последний способ разгадки тайны преступления, автор вполне сознательно направляет читателя по заведомо ложному следу, а когда тот возвращается с пустыми руками, преспокойно сообщает ему, что разгадка все время лежала у него, автора, в кармане. Такой автор ничем не лучше любителя примитивных розыгрышей.

6. В детективном романе должен быть детектив, а детектив только тогда детектив, когда он выслеживает и расследует. Его задача состоит в том, чтобы собрать улики, которые послужат ключом к разгадке и в конечном счете укажут на того, кто совершил это низкое преступление в первой главе. Детектив строит цепь своих умозаключений на основе анализа собранных улик, а иначе он уподобляется нерадивому школьнику, который, не решив задачу, списывает ответ из конца задачника.

7. Без трупа в детективном романе просто не обойтись, и чем натуралистичней этот труп, тем лучше. Только убийство делает роман достаточно интересным. Кто бы стал с волнением читать три сотни страниц, если бы речь шла о преступлении менее серьезном! В конце концов, читатель должен быть вознагражден за беспокойство и потраченную энергию.

8. Тайна преступления должна быть раскрыта сугубо материалистическим путем. Совершенно недопустимы такие способы установления истины, как ворожба, спиритические сеансы, чтение чужих мыслей, гадание с помощью «магического кристалла» и т. д. и т. п. У читателя есть какой-то шанс не уступить в сообразительности детективу, рассуждающему рационалистически, но, если он вынужден состязаться с духами потустороннего мира и гоняться за преступником в четвертом измерении, он обречен на поражение ab initio [с самого начала (лат.)] .

9. Должен быть только один детектив, то бишь только один главный герой дедукции, лишь один deus ex machina ["Бог из машины" (лат.), то есть неожиданно появляющееся (как боги в античных трагедиях) лицо, которое своим вмешательством распутывает положение, казавшееся безнадежным.] . Мобилизовать для разгадки тайны преступления умы троих, четверых, а то и целого отряда сыщиков — значит не только рассеять читательское внимание и порвать прямую логическую нить, но и несправедливо поставить читателя в невыгодное положение. При наличии более чем одного детектива читатель не знает, с которым из них он состязается по части дедуктивных умозаключений. Это все равно что заставить читателя бежать наперегонки с эстафетной командой.

10. Преступником должен оказаться персонаж, игравший в романе более или менее заметную роль, то есть такой персонаж, который знаком и интересен читателю.

11. Автор не должен делать убийцей слугу. Это слишком легкое решение, избрать его — значит уклониться от трудностей. Преступник должен быть человеком с определенным достоинством — таким, который обычно не навлекает на себя подозрений.

12. Сколько бы ни совершалось в романе убийств, преступник должен быть только один. Конечно, преступник может иметь помощника или соучастника, оказывающего ему кое-какие услуги, но все бремя вины должно лежать на плечах одного человека. Надо предоставить читателю возможность сосредоточить весь пыл своего негодования на одной-единственной черной натуре.

13. В детективном романе неуместны тайные бандитские общества, всякие там каморры и мафии. Ведь захватывающее и по-настоящему красивое убийство будет непоправимо испорчено, если окажется, что вина ложится на целую преступную компанию. Разумеется, убийце в детективном романе следует дать надежду на спасение, но позволить ему прибегнуть к помощи тайного общества — это уже слишком. Ни один первоклассный, уважающий себя убийца не нуждается в подобном преимуществе.

14. Способ убийства и средства раскрытия преступления должны отвечать критериям рациональности и научности. Иначе говоря, в roman policier недопустимо вводить псевдонаучные, гипотетические и чисто фантастические приспособления. Как только автор воспаряет на манер Жюля Верна в фантастические выси, он оказывается за пределами детективного жанра и резвится на неизведанных просторах жанра приключенческого.

15. В любой момент разгадка должна быть очевидной — при условии, что читателю хватит проницательности разгадать ее. Под этим я подразумеваю следующее: если читатель, добравшись до объяснения того, как было совершено преступление, перечитает книгу, он увидит, что разгадка, так сказать, лежала на поверхности, то есть все улики в действительности указывали на виновника, и, будь он, читатель, так же сообразителен, как детектив, он сумел бы раскрыть тайну самостоятельно задолго до последней главы. Нечего и говорить, что сообразительный читатель частенько именно так и раскрывает ее.

16. В детективном романе неуместны длинные описания, литературные отступления на побочные темы, изощренно тонкий анализ характеров и воссоздание «атмосферы». Все эти вещи несущественны для повествования о преступлении и логическом его раскрытии. Они лишь задерживают действие и привносят элементы, не имеющие никакого отношения к главной цели, которая состоит в том, чтобы изложить задачу, проанализировать ее и довести до успешного решения. Разумеется, в роман следует ввести достаточно описаний и четко очерченных характеров, чтобы придать ему достоверность.

17. Вина за совершение преступления никогда не должна взваливаться в детективном романе на преступника-профессионала. Преступления, совершенные взломщиками или бандитами, расследуются управлениями полиции, а не писателями-детективщиками и блестящими сыщиками-любителями. По-настоящему захватывающее преступление — это преступление, совершенное столпом церкви или старой девой, известной благотворительницей.

18. Преступление в детективном романе не должно оказаться на поверку несчастным случаем или самоубийством. Завершить одиссею выслеживания подобным спадом напряжения — значит одурачить доверчивого и доброго читателя.

19. Все преступления в детективных романах должны совершаться по личным мотивам. Международные заговоры и военная политика являются достоянием совершенно другого литературного жанра — скажем, романов о секретных разведывательных службах. А детективный роман про убийство должен оставаться, как бы это выразиться, в уютных, «домашних» рамках. Он должен отражать повседневные переживания читателя и в известном смысле давать выход его собственным подавленным желаниям и эмоциям.

20. И наконец, еще один пункт для ровного счета: перечень некоторых приемов, которыми теперь не воспользуется ни один уважающий себя автор детективных романов. Они использовались слишком часто и хорошо известны всем истинным любителям литературных преступлений. Прибегнуть к ним — значит расписаться в своей писательской несостоятельности и в отсутствии оригинальности.

а) Опознание преступника по окурку, оставленному на месте преступления.
б) Устройство мнимого спиритического сеанса с целью напугать преступника и заставить его выдать себя.
в) Подделка отпечатков пальцев.
г) Мнимое алиби, обеспечиваемое при помощи манекена.
д) Собака, которая не лает и позволяет сделать в силу этого вывод, что вторгшийся человек не был незнакомцем.
е) Возложение под занавес вины за преступление на брата-близнеца или другого родственника, как две капли воды похожего на подозреваемого, но ни в чем не повинного человека.
ж) Шприц для подкожных инъекций и наркотик, подмешанный в вино.
з) Совершение убийства в запертой комнате уже после того, как в нее вломились полицейские.
и) Установление вины с помощью психологического теста на называние слов по свободной ассоциации.
к) Тайна кода или зашифрованного письма, в конце концов разгаданная сыщиком.

@темы: [Особенности жанра]

---

10 заповедей детективного романа

[Jean Sugui]

Десять заповедей детективистики — сформировал английский писатель и переводчик Рональд Арбутнот Нокс под влиянием внушительной переписки с Агатой Кристи. Опубликованы в 1929 году. «Заповеди» соблюдаются подавляющем большинством авторов и поныне.

I. Преступником должен быть кто-то, упомянутый в начале романа, но им не должен оказаться человек, за ходом чьих мыслей читателю было позволено следить.
Таинственный незнакомец, который явился неизвестно откуда, например сошел, как это часто бывает, с борта корабля, и о существовании которого читатель никак бы не мог догадаться с самого начала, портит все дело. Вторую половину этой заповеди труднее сформулировать в точных выражениях, особенно в свете некоторых замечательных находок Агаты Кристи. Пожалуй, вернее будет сказать так: автор не должен допускать при изображении персонажа, который окажется преступником, даже намека на мистификацию читателя. Как пример исключения из этого правила можно привести рассказ Мориса Леблана "Арест Арсена Люпэна".

II. Как нечто само собой разумеющееся исключается действие сверхъестественных или потусторонних сил.
Разгадать детективную тайну при помощи подобных средств — это все равно что выиграть гребную гонку на реке с помощью спрятанного мотора. И в этой связи я позволю себе высказать мнение, что рассказам Честертона об отце Брауне присущ один общий недостаток. Автор почти всегда пытается направить читателя по ложному следу, внушая ему мысль, что преступление, должно быть, совершено каким-то магическим способом, но мы-то знаем, что он неизменно верен правилам честной игры и никогда не опустится до подобной разгадки. Поэтому, хотя нам редко удается угадать настоящего преступника, мы обычно лишены возможности пощекотать себе нервы, подозревая не того, кто совершил преступление.

III. Не допускается использование более чем одного потайного помещения или тайного хода.
Я бы добавил к этому, что автору вообще не следует вводить в повествование потайную дверь, если только действие не происходит в таком доме, в каком можно предположить существование подобных вещей. Когда мне случилось прибегнуть в одной книжке к тайному ходу, я позаботился о том, чтобы заранее сообщить читателю, что дом принадлежал католикам в эпоху гонений на них. Потайной ход в «Загадке Редхауза» Милна вряд ли отвечает правилам честной игры: если бы в доме современной постройки был сделан потайной ход — невероятно дорогое, между прочим, удовольствие, — об этом наверняка знала бы вся округа.

IV. Недопустимо использовать доселе неизвестные яды, а также устройства, требующие длинного научного объяснения в конце книги.
Может быть, и существуют неизвестные яды, оказывающие совершенно неожиданное действие на человеческий организм, но пока-то они еще не обнаружены, и, покуда они не будут открыты, нельзя использовать их в произведениях литературы — это не по правилам! Почти все вещи Остина Фримена, написанные как отчеты о делах, раскрытых доктором Торндайком, имеют небольшой изъян по части медицины: для того чтобы оценить, до чего хитроумной была разгаданная загадка, нам приходится выслушать под занавес длинную научную лекцию.

V. В произведении не должен фигурировать китаец.
Чем вызван этот запрет, я не знаю; наверное, причину надо искать в привычном для Запада представлении о жителе Небесной империи как о существе чересчур умном и недостаточно нравственном. Могу лишь поделиться собственным опытом: если вы, перелистывая книгу, натолкнетесь на упоминание о «глазах-щелочках китайца Лу», лучше сразу отложите ее в сторону — это плохая вещь. Единственное исключение, которое приходит мне на ум (возможно, есть и другие), — это «Четыре трагедии Мемуорта» лорда Эрнеста Гамильтона.

VI. Детективу никогда не должен помогать счастливый случай; он не должен также руководствоваться безотчетной, но верной интуицией.
Может быть, это слишком сильно сказано, детективу позволительно испытывать озарения, строить догадки по наитию, но, прежде чем начать действовать, он обязан проверить их в ходе подлинного расследования. И опять-таки вполне естественно, что у него будут моменты прозрения, когда ему внезапно откроется смысл предшествовавших наблюдений. Но недопустимо, например, чтобы он обнаружил пропавшее завещание в механизме высоких стоячих часов, поскольку-де необъяснимый инстинкт подсказал ему, что искать нужно именно там. Он должен заглянуть в часы потому, что именно там спрятал бы завещание он сам на месте преступника. И вообще, необходимо проследить за тем, чтобы не только общий ход рассуждений детектива, но и каждое частное умозаключение были добросовестно выверены, когда дело дойдет до объяснения в конце.

VII. Детектив не должен сам оказаться преступником.
Это правило применимо только в том случае, если автор лично засвидетельствует, что его детектив — действительно детектив; преступник может на законном основании выдать себя за детектива, как это случилось в «Тайне дымовых труб», и ввести в заблуждение других персонажей, подсунув им ложную информацию.

VIII. Натолкнувшись на тот или иной ключ к разгадке, детектив обязан немедленно представить его для изучения читателю.
Любой писатель способен набросить на повествование покров таинственности, поведав нам, что в этот самый миг великий Пиклок Холc вдруг нагнулся и поднял с земли предмет, который не пожелал показать сопровождавшему его другу. Он лишь прошептал: «Ага!» — и лицо у него стало серьезным. Все это — неправомерный способ разгадывания детективной тайны. Мастерство писателя-детективиста состоит в том, чтобы суметь выставить свои ключи к разгадке напоказ и с вызовом сунуть их нам прямо под нос. «Вот, смотрите! — говорит он. — Что, по-вашему, из этого следует?» А мы только глазами хлопаем.

IX. Глуповатый друг детектива, Уотсон в том или ином облике, не должен скрывать ни одного из соображений, приходящих ему в голову; по своим умственным способностям он должен немного уступать — но только совсем чуть-чуть — среднему читателю.
Это правило адресовано тем, кто хочет совершенствоваться; вообще-то, в детективном романе вполне можно обойтись без Уотсона. Но если уж он там есть, то существует он для того, чтобы дать читателю возможность помериться интеллектуальными силами со спарринг-партнером. «Может быть, я рассуждал и не очень умно, — говорит он себе, закрывая книгу, — но по крайней мере я не был таким слабоумным тупицей, как бедный старина Уотсон».

Х. Неразличимые братья-близнецы и вообще двойники не могут появляться в романе, если читатель должным образом не подготовлен к этому.
Это слишком простой прием, и основан он на слишком маловероятном предположении. Добавлю в заключение, что никакому преступнику не следует приписывать исключительные способности по части изменения своего внешнего вида, если только автор честно не предупредит нас, что этот человек, будь то мужчина или женщина, привык гримироваться для сцены. Как восхитительно, например, упомянуто об этом в «Последнем деле Трента»!

@темы: [Особенности жанра]

---

Винегрет для начинающих

[Jean Sugui]

Автор: Алексей Корепанов

«Очень важна в литературном произведении первая фраза», — говорил нам на семинаре молодых писателей-фантастов в Дубултах (а было это лет 15 назад) родоначальник советской «космической оперы» Сергей Снегов. Долго я думал над первой фразой этих заметок — и решил начать именно с нее. А дальше должно уже само пойти-покатиться...

Но спешу оговориться: никакое это не литературное произведение, а именно заметки, не весьма систематизированные, винегрет, сварганенный как из собственных, так и позаимствованных мыслей; возможно, кому-то из начинающих писателей-фантастов он действительно будет хоть чем-то полезен. Все-таки уже одиннадцатый год имею возможность знакомиться с рукописями начинающих авторов. По собственным прикидкам, прочитал их тыщ пять, не меньше. Так что о чем-то судить, наверное, могу.

Однако, пора и закругляться с вступительной частью — уж больно затянулась. Вот, кстати, и первый совет-пожелание: не усыпляйте читателя занудными длиннющими вступлениями. Лучше сразу — быка за рога! Начните с интересного эпизода, подденьте читателя на крючок, зацепите его внимание — а уж потом, по ходу повествования, растолковывайте, что к чему, и зачем, собственно, герой мочил из бластера этих зеленых чудиков...

Такой вот совет... нет, все-таки, не совет (как пишет один небезызвестный московский фантаст: «Вздумал, скотина, учить писать. Да мы сами умеем исчо лучше!!!») — я просто высказываю свое мнение, а уж дело начинающего автора — прислушаться к этому мнению или нет.

Неплохо бы, по-моему (и не только по-моему!), прежде чем приступать к работе над текстом, определиться, ЧТО вы, собственно, хотите сказать своим произведением. Зачем пишете? Чтобы поставить проблему? Указать путь ее решения? Привлечь внимание к чему-то, о чем-то предупредить? Просто развлечь?

Замечательный советский фантаст Дмитрий Биленкин говорил о четырех метатемах литературы: духовный мир человека; деловые и межличностные отношения; человек и общество, природа; человек — и то, что лежит за горизонтом прогресса, но, может быть, когда-либо и реализуемое... Четвертая метатема — это именно метатема фантастики. Хотя невооруженным глазом заметно, что сегодня это определение годится, скорее, только для той ветви фантастики, которая именуется «научной» и ныне не в фаворе. Может быть — «человек — и все необычное»? Ну да бог с ними, с определениями. О чем писать — вы знаете. Вперед! За мной, так сказать, начинающий писатель!

Только рванули со старта, а на пути — первый столб. Бац! Вот послушайте, что говорит «матерый человечище», он же Лев Толстой: «Художественное впечатление, то есть заражение получается только тогда, когда автор сам по-своему испытал какое-либо чувство и передает его, а не тогда, когда он передает чужое, переданное ему чувство. Этого рода поэзия от поэзии не может заражать людей, а только дает подобие произведения искусства». А Голсуорси, словно они сговорились, вторит Льву: «Если человек не составил себе какого-то представления о жизни на основании собственной жизни, чувств и опыта, то ему нечего сказать такого, что другим стоило бы слушать».

А если автору всего лишь восемнадцать-двадцать, и опыта жизненного, сами понимаете...

Конечно, аргументировать что-либо с помощью цитат — метод не весьма корректный, ведь на каждую цитату может найтись «противоцитата». (Помнится, в 80-х годах прошлого тысячелетия киевское издательство «Молодь» отвергло мою повесть, аргументировав свою отповедь одной-единственной цитатой из какого-то выступления большого знатока фантастики летчика-космонавта СССР В. Севастьянова. Советским, мол, фантастам негоже писать о возможной гибели человечества. Так я им в ответ столько «противоцитат» поприводил! Правда, мне это тогда не помогло...).

Ага, вот и Буало тут же объявился: «...если замысел у вас в уме готов, / Все нужные слова придут на первый зов».

И притом, скажет начинающий, это же о художественной литературе вообще, о реальной, так сказать, жизни, а не о фантастике. В фантастике можно и без опыта — была бы интересная идея да лихо закрученный сюжет, а опыт тут и вовсе ни при чем. И вообще, что нам все эти толстовы с голсуорсями!

Спорить не буду. Пишут ведь молодые, неопытные, и пишут интересно — убеждался не раз и не два! И чудесно. Значит, это от Бога. И, в конце концов, и опыт, и техника письма — дело наживное. Только течет ко мне целый поток рукописей, которые я называю для себя «студенческой литературой». И не потому что авторы обязательно студенты (хотя таких большинство). Просто манера изложения, изображение персонажей этакие... м-м... несколько наивные, ученические, и в главном герое, протагонисте, всегда виден сам автор. «Красивостей», рассуждений пруд пруди — человек душу свою изливает, и это, в общем-то, понятно. Но изливаться уместнее, наверное, за пределами произведения — в личном дневнике, письме к другу или же в разговоре с ним за бутылкой пива... Опять же, не совет, а мое мнение: не тонуть в личном, не плодить из рассказа в рассказ собственные отражения... Хотя тут можно и поспорить.

Повторю: и опыт, и техника — дело наживное, и если тянется рука к перу, перо к бумаге — не придерживай руку: пиши! Как же еще научиться писать, если не писать?

Так, пойдем дальше. Выскажу сейчас мысль весьма банальную, общеизвестную, но от этого не ставшую менее верной: любой писатель должен обладать высокой общей культурой, образованностью, эрудированностью — называйте как хотите, но вы меня, надеюсь, поняли. А писатель-фантаст, к тому же, должен быть еще и дилетантом-многостаночником, то есть иметь представление, пусть даже поверхностное, о самых разных вещах.

«Мы — таксы, выросшие под книжным шкафом», — сказал как-то в тех же Дубултах тогдашний «семинарист» Алан Кубатиев. (Ау, Алан! Читаешь ли нашу «Интересную газету» в своем Кыргыз... или Казах... в общем, где-то там?). Он сказал — а я, умник, в тот же день и записал. И сейчас вот раскопал эту фразочку в одном из своих дневников — пригодилась-таки! (Кстати, народ, никому, случайно, не попадала в руки общая тетрадь салатного такого цвета, оставленная в 2001 году либо в харьковской гостинице «Мир» после «Звездного моста», либо в поезде «Харьков-Одесса» — там несколько лет моей жизни! Отблагодарю, как положено...).

Так, о чем это я? А, о таксах. Таксы — это, конечно, не орлы, взмывающие ввысь, но — выросшие под КНИЖНЫМ шкафом! К сожалению, от произведений многих начинающих, которые мне приходится читать, создается впечатление, что авторы росли где угодно, но не то что книжного шкафа — букваря рядом не было... Особенно удручает, что не знают русского языка российские авторы (писателям из Украины еще хоть какую-то скидку сделать можно; я и сам, прожив здесь достаточно долго, нет-нет да и начинаю сомневаться, как правильно то или иное слово звучит по-русски — и лезу в орфографический словарь. Но ведь лезу же! Коль взялся писать на русском языке — пиши грамотно). Братцы, честное слово, зло берет! Неграмотно написанную рукопись не то что публиковать — читать не хочется. И, думаю, не один я такой капризный из редакторского племени.

Да что рукописи — подавляющее большинство произведений приходит по электронной почте, написаны они в «ворде», который ошибки распознает (правда, не все) — так и «вордовский» текст на экране моего компьютера аж красный весь от подчеркиваний... Начинающие, не пожалейте денег на словарь!

Еще одна банальность (и уж такая банальная, что дальше некуда): книжки-то все-таки почитывайте, и не только фантастику, а «классиков», Пушкина, там, Чехова и так далее. Не творите произведения-кальки с компьютерных игр и «видиков». А такое мне попадается довольно часто, вплоть до этих набивших оскомину фраз: «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?», «Ты в порядке?» и т. д.

Приношу извинения тем, кого этими своими пассажами невольно обижаю, кто и образован, и грамотен, и со штатовских боевиков ничего не срисовывает. Но ведь не выдумал же я все это... Кое-кто, как говорится, Бабеля с Бебелем путает, а «дефиницию» с «дефекацией».

Да, принимаю возражения насчет того, нужна ли писателю-фантасту такая уж эрудированность, Мол, если необходимо что-то уточнить по ходу сюжета — можно и специальную литературу полистать, и вообще сначала изучить тему, а потом писать. Безусловно. Согласен. Сформулирую рекомендацию так: автор обязательно должен хорошо знать то, о чем пишет. Не знаешь — узнай, в наши дни нужную информацию раздобыть не так сложно. Все должно быть достоверно, без «развесистой клюквы». На этот счет хорошо сказал Андрей Валентинов (Шмалько) в докладе на харьковском «ЗМ-2002». Доклад опубликован в российском «Питерbook», новом харьковском альманахе «Созвездие Эдем» и в октябрьском номере «Порога». Для тех, кто не слышал и не читал, процитирую (Андрей, надеюсь, ты не возражаешь?). Говоря о произведениях русскоязычных фантастов, А. Валентинов отмечает: «С достоверностью вообще беда. Именно тут дилетантизм достигает прямо-таки Эвереста. Скажем, ныне как никогда популярна историческая фантастика. И что же? В одной книге, где действие происходит в XI-XII веках, славным городом Багдадом правит не халиф, а эмир, который лопает помидоры, привезенные из еще не открытой Америки, а его подданные подсчитывают загадочные «таньга», которые в Багдаде хождения не имели. В другой книге небо России терроризирует загадочная эскадрилья СС, в третьей, тоже про мировую войну, в германской армии вовсю функционируют партячейки НСДАП, которых до 1944 года там в помине не было. Интересно, что, по крайней мере в одном случае, автору было указано на несоответствие, причем еще до выхода книги в свет. И что же? А ничего, автор преспокойно ответствовал, что, во-первых, читатели и так слопают, а во-вторых, он, автор, «так видит». Это, мол, параллельная реальность.

Вы скажете, мелочи? Кому в самом деле интересно, существовали в действительности эскадрильи СС или их в помине не было? Но ведь лиха беда начало. Сначала этакая «параллельная реальность», затем — параллельный язык, в результате же — параллельная литература, то есть паралитература, та самая, глянцевая. А потенциальный читатель, открыв обложку и прочитав про багдадского эмира, лишь пожмет плечами, плюнет — и утвердится во мнении, что слухи о маразме того, что сейчас называют фантастикой, не так уж далеки от истины.

Это только пример. Желающие могут подойти к книжному лотку, не глядя цапнуть первую же попавшуюся книгу с драконом или звездолетом на обложке и перелистать, дабы убедиться, что подобные «эмиры» гнездятся всюду — и в авторской речи, и в диалогах, и в том, что авторы считают сюжетом».

Каково, а? Я подписываюсь под этим всеми руками и ногами.

Уф-ф... Переведем дух и двинемся дальше. Перечитал все написанное и вижу: какой-то «ругательный» у меня винегрет получается. Собирался тихо-мирно высказать свое мнение, а сам... Ладно, сбавим обороты, а то эк занесло!

Маленькая пометочка для начинающих. Рекомендую прочитать хотя бы «Введение в литературоведение» (для тех, конечно же, кто не читал) — там изложены азы, основы искусства создания литературного произведения. И как минимум ничего не потеряете, если несколько вечеров проведете за чтением книг Яна Парандовского «Алхимия слова», Жана-Поля Сартра «Слова», Виктора Шкловского «О теории прозы»...

Несколько слов о функции фантастики, ее назначении. Лет этак пятьдесят назад все у нас было предельно ясно: наша (в смысле, советская) фантастика — это ликбез для тех, кто не в курсе новых веяний в области науки и техники, кто не знает, как будут устроены электромобили, управляемые по радио трактора и фотонные звездолеты. Потом (или тогда же?) наша фантастика стала рупором нашей же идеологии, вовсю клеймила черные силы, загнивающие по ту сторону «железного занавеса», и рисовала пасторальные картины светлого коммунистического завтра. Воспитывала. Но и готовила человека к встрече с неведомым.

А теперь? Еще раз вопрошу: с какой целью начинающий автор принимается ваять произведение? Чтобы сеять разумное, доброе, вечное? Поделиться с миром какой-то оригинальной идеей? Или просто развлечь народ?

При чтении современной фантастики создается впечатление, что во главу угла сейчас поставлена функция именно развлекательная. Это же относится ко многим рукописям, поступающим в «Порог». К концу рабочего дня мне начинает мерещиться, что в углу моего кабинета притаилась армия черных магов, а на шкафу устроилось целое полчище драконов. «Когда я слышу слово «культура», я хватаюсь за пистолет», — кажется, так говорил министр пропаганды Третьего рейха. Когда я начинаю читать новое присланное произведение и натыкаюсь на слова «маг», «дракон», «артефакт», «рыцарь», «дьявол»... ладно, не будем о грустном. И о когорте эпигонов Профессора тоже не будем. И о всяких-разных конанах. Писания в стиле «в крови и сперме по колено» — как говорил Кир Булычев. Пожелаю начинающим не зацикливаться на этих темах.

Писатель-фантаст Георгий Гуревич еще лет двадцать назад отмечал: «Есть ли отличительная черта у этого поколения [тогдашних «молодых». — А. К.]. Есть, пожалуй: полное безразличие, даже пренебрежение к научности, использование фольклорных образов — ведьм, леших, драконов, смешение сказки с роботами, со сверхсовременной техникой. Не о серьезном и не всерьез!»

Плохо это или хорошо? Если это не перепев, не подражание — то почему бы и нет? Но с перепевами мне приходится встречаться гораздо чаще, чем с действительно оригинальными, самобытными произведениями. Наверное, подражательность почти неизбежна в начале творческого пути — как почти неизбежна в детстве корь. Но начинающим нужно искать свой стиль, свои темы — хотя задача эта и не из самых легких.

Думаю, не открою начинающим Америку, если скажу, что художественное (в том числе и фантастическое) произведение — это своего рода триада, единство трех составляющих: идеи, сюжета и языка (возможно, сюда нужно добавить и стиль?). Идея — что хотел сказать автор своим произведением. Сюжет — в какой форме он это делает. Язык — средство реализации сюжета, который (в смысле сюжет) реализует идею. Убери любой из этих элементов — и произведения не будет (хотя многие уродцы от рождения ухищряются воплотиться в виде книг — ну, это уже на совести издателей). Тут у меня припасена небольшая обоймочка очередных цитат. Сразу всю ее и выпущу (за абсолютную точность не ручаюсь, поскольку воспроизвожу по памяти):

«Нужно, чтобы было что сказать, и нужно умение сказать это интересно» (Ф. Фицджеральд).

«Надо писать или о том, о чем никто не писал, или о том, о чем уже писали, но лучше» (Э. Хемингуэй).

«Все виды литературы хороши, кроме скучной» (Вольтер).

А теперь вновь предоставлю слово А. Валентинову. Все тот же доклад на харьковском «ЗМ-2002»:

«Медвежью услугу новому поколению фантастов оказали, сами того не желая, те, кто десять лет назад боролся за само существование русскоязычной фантастики. Они победили, появилась возможность печататься, открылись книжные серии, выросли новые читатели. Нынешние авторы пришли по сути на готовое. Не надо бороться, не надо доказывать свое право на существование. Конечно, и сейчас требуется и помощь, и везение, и какой-никакой талант, но все же дорога молодежи уже расчищена. Более того, эта дорога снабжена метками и указателями. Можно уже не бороться за само право быть фантастом. Более того, можно не напрягаться, не выдумывать новое: вот вам космический боевик, вот — славянская фэнтези. Можно не изобретать велосипед, а, взяв чужой напрокат, ехать по глубокой колее. Так даже безопаснее, ибо новое — это всегда риск. Вот и едут — чужой колеей на чужом велосипеде. Отсюда и затянувшийся период ученичества. Зачем выдумывать свое, когда можно писать под Лукьяненко, под Олди, под Головачева. Конечно, это второй сорт, но... Но ведь печатают, а от добра добра, как известно, не ищут. В результате же... В результате же: вторичность идей и сюжетов, ежели таковые вообще присутствуют. В лучшем случае берется уже готовая схема (скажем, едет барон, видит — дракон), а остальное — по уже имеющимся лекалам; пугающая небрежность, ежели сильнее не сказать, к языку, образам, речи персонажей, структуре текста, одним словом, литературный дилетантизм в худшем виде...»

По-моему, не в бровь, а в глаз.

Да, оригинальную идею изобрести тяжеловато. Но тут совет начинающим может быть только один: ищите! И, возможно, обрящете. Если действительно хотите оставить след в литературе вообще и фантастике в частности — а не просто наследить.

Что первично — идея или сюжет? А это когда как... Тут, думается, уместно будет привести выдержки из давнего выступления Б. Н. Стругацкого на заседании Ленинградского семинара писателей-фантастов: «Всякий человек, который написал в жизни хотя бы двадцать авторских листов, знает, что существуют две методики написания фантастических вещей. Методика номер один — это работа от концепции. Вы берете откуда-то, высасываете из пальца некую формулировку, которая касается свойств общества, мира, Вселенной, а затем создаете ситуацию, которая наилучшим образом ее демонстрирует. Второй путь, сами понимаете, обратный. Вы отталкиваетесь от ситуации, которая почему-то поражает ваше воображение, и, исходя из нее, создаете мир, одной из граней которого обязательно будет определенная концепция. Если ситуация интересная, полная, захватывает большие куски мира, то рано или поздно откуда-то выделится концепция и станет если не стержнем вещи, то во всяком случае, значительной, важной ее ветвью. (...) Притом, мне кажется, что УПРАВЛЯТЬ методикой нельзя. Нельзя поставить задачу — напишу-ка я концептуальную повесть и придумаю-ка я концепцию. Нельзя придумать концепцию, она приходит, может быть, из разговоров, из споров, из книг — она приходит, и тогда, если она возникла, если она содержательна, вы рождаете из нее ситуацию. То же самое и с ситуацией...»

Нескромно ссылаться на самого себя, но уж больно хочется — иллюстрация к словам Бориса Натановича довольно яркая. Моя дилогия «Зверь из бездны» выросла из одной-единственной фразы, которую я буквально краем уха услышал, случайно оказавшись в зоне досягаемости телевизора...

Сюжеты... Что ж, в отличие от идей, их можно насочинять море разливанное — если действительно есть в душе искра Божья и творческий зуд. Только сразу скажу начинающим: повествование о том, как пресловутый Вася Пупкин добывает желанный артефакт, сражаясь со злобными блямблямчиками — это вовсе не фантастика. И, вероятно, не литература. Эх, насчет подобных сюжетов много мог бы я привести примеров из своей редакторской практики — только места не хватит. Поэтому — всего один. Sapienti sat. Некий герой, вооружившись лазерным мечом, ушел из отчего дома и отправился «квестовать» по разным мирам. Одного злодея прибил, от второго ушел, а третий его взял... и съел. Потому что был круче. Тут и сказочке конец. Хотя на деле неизмеримо больше таких текстов (произведениями их назвать как-то язык не поворачивается), где герой и третьего героя победил и что-то там такое добыл. Потому как читатель любит счастливые... м-м... энды. А еще — продолжения. Но суть от этого не меняется.

Откровенно говоря, я берусь опубликовать в «Пороге» (и публикую) даже такие произведения, где и идея не нова, и сюжет достаточно шаблонен, но где присутствует то, что можно назвать художественностью. Где имеешь дело именно с литературным произведением, а не текстом. Хороший, сочный язык, образность, своеобычность, ассоциативность, мыслеемкость и всякое прочее — ну, вы, надеюсь, меня понимаете, — а не на уровне «он пошел», «он ударил», «утвердительно кивнул своей головой» и т. д. С этим делом у многих начинающих проблема (еще раз подчеркну: сужу, в основном, по текстам, поступающим в «Порог», хотя как член жюри конкурса, который дважды в год проводит московский КЛФ, читаю и другие тексты).

Просто убивает обилие штампов. Ребята, старайтесь писать по-своему, избегайте этих бесконечных «звонко щебечущих птиц», «побелевших костяшек пальцев», «потемнения в глазах» и прочая.

Повторяю банальный совет: больше читайте «классиков», перечитывайте, не столько уже следя за развитием сюжета, сколько изучая технику письма; не ЧТО написано, а КАК написано. И пробуйте писать образно, в своем стиле — и просто (но не в смысле «примитивно»!), без излишней вычурности, украшательства. Напомню карамзинистов: «Пестрые толпы сельских ореад сретаются со смуглыми ватагами пресмыкающихся фараонид». А проще написать: «Деревенским девкам навстречу идут цыганки». Или из Марлинского: «Ощипанные гуси, забыв капитолийскую гордость, словно выглядывают из возов, ожидая покупщика, чтобы у него погреться на вертеле». То есть: «продаются гуси»... Но простоты типа «он пошел и пришел», конечно же, тоже следует избегать.

О! Пока искал эти цитаты, наткнулся на кое-что еще. По воспоминаниям В. Катаева, Бунин сказал, что настоящий литератор испытывает отвращение, положив перед собой чистый лист. Если вы испытываете нечто подобное — значит не сомневайтесь: вы обязательно будете настоящим фантастом! :-)

Теперь два слова о стиле, причем не свои два слова, а С. Наровчатова (думаю, начинающие фантасты тоже знают такого): «Выработка стиля заполняет первые годы писательской деятельности, работа над стилем продолжается всю жизнь. И это при непременном условии природной художественной одаренности. Без нее самые отшлифованные произведения — мертворожденные дети».

Что, кое-кто приуныл? Но я же говорил где-то в начале этого «винегрета», что на каждую цитату найдется «противоцитата». По мнению небезызвестного московского «корчмаря», «научить писать можно любого. Каждого! Как каждого можно сделать мастером спорта, научить играть на скрипке или рояле». Так что выбирайте сами, чье мнение вам более по вкусу. (Замечу в скобках, что каждый, кто взялся писать, естественно, считает, что эта самая «природная художественная одаренность» у него наличествует...).

Пойдем дальше. Избегайте однотипности, одноликости персонажей, картонности непременных красавцев-героев и уродов-злодеев. Да, возможно, в фантастике главное — сюжет, но все-таки трудно удерживать в памяти кто есть кто в толстенном романе, если положительные герои отличаются друг от друга только именами, так же как антигерои. Кочуют из романа в роман — причем совершенно разных авторов! — одни и те же плоские серые тени, разве что одеты по-разному: один облачен в средневековые латы, другой — в комбинезон звездопроходца-покорителя галактических империй, да оружие у каждого свое (хотя и тут особого разнообразия нет: меч или бластер-импульсатор-аннигилятор).

Создать новый, запоминающийся образ — задача нелегкая (а кто сказал, что писательский труд легок?), но выполнимая. Ведь создал же Гомер Одиссея, Сервантес Дон Кихота, Гоголь Хлестакова. Почему бы и вам не попробовать? Даже если не получится дотянуться до уровня Отелло (пока?), все-таки, может быть, получится выше все того же одномерного безликого Васи Пупкина с бластером наперевес.

Итак, не герой-схема, а герой-личность, в динамике, с характером сложным, многоплановым, герой цветной, а не черно-белый. Образ нужно показывать в развитии, раскрывать в действии, с персонажем постоянно должно что-то происходить, он должен меняться... (пардон, забылся и сбился на этакий менторский тон).

Героям многих произведений молодых авторов, которые мне довелось читать, не хватает психологической убедительности, их поступки зачастую необоснованны, а порой вообще противоречат здравому смыслу. Автор заставляет своего героя поступать так, как ему, автору, нужно в рамках придуманного сюжета — и поэтому герои выглядят совершенно неправдоподобно. Таким образом, герой тут является простой марионеткой автора, а ведь он должен действовать самостоятельно. Примеров здесь можно привести тьму-тьмущую, но ведь не трактат же литературоведческий сочиняю, а набрасываю схематичные (или схематические?) заметки — поэтому ограничусь парочкой примеров, из совсем недавних. (Кстати, прямо эпидемия какая-то на слово «пара»; то и дело попадаются «пара минут», «пара метров», «пара сигарет» — но ведь все это понятия-то непарные! Другое дело, «пара ботинок»...). Прислал мне автор из Питера рассказ из серии «страшилок». Герой намерен купить остров с ну просто жуткой репутацией: в давние времена случилась там не одна ужасная смерть, прежние владельцы тоже сгинули. Страшные вещи рассказывает про этот остров экстрасенс — друг героя, ему вторит паромщик, везущий упрямого героя на остров. А герой таки поселяется в этом инфернальном месте. Может, он экстремал или вынужден поступить именно так? Нет, вполне обычный человек, и ужасается, услышав всю эту жуть. Просто он, как поясняет автор, хотел после смерти жены уехать куда-нибудь подальше от людей... Только и всего. Интересно, а сам автор поселился бы в таком месте, если бы узнал все эти страшные подробности?

Ясное дело, если бы герой не попал на остров, не было бы и «страшного» рассказа. Но тогда героя нужно сделать или действительно экстремалом, или не дать ему другого выбора, или еще как-то УБЕДИТЕЛЬНО обосновать этот его сумасбродный поступок (может быть даже временным помутнением рассудка или атрофией чувств, вызванной смертью любимой супруги — когда все по фигу...)

Повесть одного подмосковного автора рассказывает о том, как злодеи-кочевники стараются изжить с лица планеты хороших людей. Как только эти кочевники не изощряются: и лжеколдуна засылают, и мальчика-«ясновидца», и малолетнюю княжну со свету сживают при помощи отравы (которую пьет и лжеколдун, жертвуя собой ради торжества злого дела)... Но не прошли кочевники, дали им отлуп хорошие люди. А через какое-то время собрали кочевники войско и без всяких ухищрений раздолбали хороших людей. Вопрос: а чего ж они раньше-то так не сделали? Ответ: тогда бы не было повести... (Впрочем, написана она хорошо, и я все-таки включил ее в план публикаций — потому что автор действительно ПИСАТЕЛЬ).

Отсюда — рекомендация начинающим: ставьте себя на место героя и прикидывайте, смогли бы вы, находясь в полном уме и здравии, поступить так же (если, конечно, ваш герой — нормальный человек, а не сверхкрутой супермен из «космических опер» — в худшем смысле этого термина, — где о психологичности говорить как-то даже смешно).

Написал: «космические оперы» — и вновь вспомнил С, А. Снегова, которого в начале этих винегретных заметок назвал родоначальником советской «космической оперы». Так ведь это была действительно опера! «Кармен»! (Ну как не вспомнить достопочтенного Паниковского). Опера, а не ярмарочный балаган. «Очень важна в произведении первая фраза», — вновь и вновь повторял он и всегда ссылался на «Саламбо» Флобера. «Послушайте, как звучит начало, — почти благоговейно говорил Сергей Александрович. — Это было в Мегаре, предместье Карфагена, в садах Гамилькара...»

Помню, как он сокрушался по поводу того, что ни в одном произведении «семинаристов» (Дубулты, Всесоюзный семинар молодых писателей-фантастов) он не обнаружил «второго слоя» — все произведения были плоскими, а не объемными. «Мы ломовики и лобовики», — говорил он и приводил в пример знакомую с детства (во всяком случае, моему поколению) «Голубую чашку» А. Гайдара. Потом я перечитал этот рассказ: массаракш, а ведь точно! В детстве-то этого не замечаешь, а взрослые не читают «Голубую чашку». Речь идет не об иносказании, не о «Эзоповом языке», а именно о втором слое, идущем параллельно с первым, переплетающемся с ним. Задача, конечно же, сложная для начинающих — но пусть она станет вершиной (или одной из вершин), к которой нужно стремиться.

А вот дидактичность, напротив, — это не вершина, а яма, в которую лучше не падать. Не стоит поучать читателя, не стоит считать его глупее автора. Известный писатель С. Антонов говорил, что художественную идею он, еще будучи литкружковцем, представлял себе «как нравоучение, как мораль басни». А идею-то надо показывать посредством художественного образа, через героя, а не давать в конце, как в оригинале «Сандрильоны» (более известной как «Золушка». Кстати, в дальнейшем мораль из окончания сказки исчезла).

Помнится, на одном из Всесоюзных семинаров Святослав Логинов при обсуждении здорово врезал мне сразу за две мои повести. «Из каждой строчки прет классное наставничество, — сказал он. — Повести дидактичны, в них прослеживается четкая мораль; она формулируется где-то в середине, и дальше идет иллюстрация морали». Записал я эти его слова... Обидно было, конечно (всегда считаешь свои вещи гениальными!), но зато урок я получил очень хороший. А люди-то какие были в нашей группе: Юлий Буркин, Алан Кубатиев, Лев Вершинин, Сергей Иванов (это который из Риги)... Увы, отошли те времена, когда ежегодно проводились такие семинары молодых писателей-фантастов — не конвенты и фестивали (которые тоже по-своему, безусловно, хороши), а именно учеба, взаимное чтение произведений, их разбор (не разборки!), советы...

Ладно, взгрустнул — и пойдем дальше. Немалое значение в восприятии фантастического произведения играет внимание автора к деталям, вызывающим у читателя ощущение достоверности, подлинности фантастического. И вообще деталями не стоит пренебрегать (хотя и перегружать ими произведение тоже, наверное, не стоит). Приведу почти классический пример из «Войны миров» Г. Уэллса. Помните, снаряд угодил в боевой треножник и в клочья разнес марсианина — но сам треножник устоял. «Никем не управляемый, с высоко поднятой камерой, испускавшей тепловой луч, он быстро, но нетвердо зашагал по Шеппертону. (...) Чудовище стало теперь слепой машиной разрушения. Оно шагало по прямой линии, натолкнулось на колокольню шеппертонской церкви и, раздробив ее, точно тараном, шарахнулось, споткнулось и с грохотом рухнуло в реку». Вот картинка так картинка! А ведь Уэллс сегодня подзабыт...

Что делает эту сцену особенно вещной, конкретной? Именно удачная деталь — колокольня, в которую врезался марсианский треножник. Одновременно Уэллс применяет здесь и принцип характеристики неизвестного через известное: колокольня, которую, словно тараном, сокрушил боевой треножник, позволяет читателю представить размеры и мощь этой фантастической машины. (Этот пример я взял из книги Н. И. Черной «В мире мечты и предвидения»).

Не знаю, насколько справедливо будет следующее утверждение, но все-таки выскажу его. Возможно, это дело вкуса. (Как я обычно отвечаю авторам: «Я отнюдь не претендую на роль Верховного Судии и Истины в последней инстанции»). Мне не очень по душе, когда действие развивается линейно, без перебивок, без экскурсов в прошлое, без забегания вперед, без описания одного и того же события разными персонажами. Совет это или не совет — решать самим начинающим авторам.

Опять же вспомню С. Снегова. «Глагол — энергия речи, — говорил он. — Употребляйте поменьше прилагательных, побольше глаголов. — И тут же добавлял: — Хотя, в общем-то, это личное дело каждого».

А вот в чем я абсолютно уверен, так это в том, что ни в коем случае не стоит делать фантастическое произведение простой демонстрацией-манифестацией какой-либо научно-технической (или полунаучно-полутехнической) идеи. Да, такая идея может быть стержнем, основой сюжета, его каркасом — но не более. Читатель должен видеть не скелет, а симпатичное, в меру упитанное существо в расцвете лет и сил... А вообще, описание всяких технических устройств не входит, по-моему, в перечень «должностных обязанностей» фантастической литературы.

О, кстати (вернее, совсем некстати, но у нас же винегрет!), просматривая свои старые записи, обнаружил ответ С. Снегова на вопрос кого-то из «семинаристов» насчет того, много ли трупов должно быть в фантастическом произведении. «Увеличение количества трупов ослабляет впечатление от трупов», — таков был ответ. Автор начинающий, доложу вам, нынче пошел ох какой кровожадный! Рассказ на две-три журнальные страницы, а народу положено-ухайдокано немеряно. А ведь есть такое соображение (сошлюсь на свой роман «Вино Асканты» — к черту скромность! И все равно его нигде не найти — у самого последний авторский экземпляр «зачитали» с концами), что литературные миры воплощаются в какой-то иной вселенной, и убиенные авторами персонажи вновь умирают... Так давайте будем гуманными, господа. Мы ведь, между прочим, тоже вполне можем оказаться чьими-нибудь литературными героями, и если создавший нас автор столь же любит лить кровь...

Стоп, закругляюсь с этим пунктом! Потому что мысль не стоит топить в многословии. Существует мнение, что читатель не любит длинных рассуждений, ему действие подавай, «экшн». Побольше динамики! Поменьше заумных рассусоливаний! Потому как если читатель умишком ниже вас — ваши рассуждения ему неинтересны. Если выше — тоже... Как говорится, «это тезис спорный», но на всякий случай надо иметь его в виду.

Равно как и другой: «не нужно грузить читателя своими мыслями». Вот что пишет по этому поводу один московский литератор: «Никому ваши мысли на хрен не нужны. Даже если считаете их замечательными. Даже гениальными. Способными спасти мир и цивилизацию. [Не следует ли из этого, что и эта вот мысль данного литератора тоже «никому и на хрен?..» — А. К.] (...) У каждого читателя их своих вагон и две тележки. Замечательных, гениальных, небывалых. Каждый грузчик у пивной скажет вам, как спасти мир, цивилизацию, поднять курс рубля и вылечить СПИД. Понятно, свои идеи и мысли он считает заведомо интереснее. Почему? Да потому что свои!!! А не какого-то Хэмихуэя. Эту горькую истину надо запомнить накрепко. Иначе бросайте такое дело, как литература, сразу».

Я не буду комментировать этот пассаж. Тут каждый должен определиться сам.

Еще один «методический совет», который можно принимать или «послать на хрен»: не злоупотребляйте диалогами (хотя есть ли тут мера, и кто ее, эту меру, знает?). А вот более конкретно (С. Снегов): не объясняйте в диалогах то, что нужно знать читателю, но что хорошо известно самим беседующим персонажам; не делайте диалог источником информации — это дешевый прием, признак провинциальности литературы.

Добавлю: читайте сочиненные вами диалоги вслух. Смогли бы вы так изъясняться в реальной жизни? Диалоги, между прочим, — одно из самых слабых мест поступающих в «Порог» произведений.

При всем разнообразии мнений встречается подчас и удивительное единодушие. Разные писатели высказывались по этому поводу разными словами, но суть одна. «Прочитай фразу и посмотри, что можно из нее выкинуть, чтобы фраза не рассыпалась», — советует И. Бабель (тот, которого путают с Бебелем). «Сокращай беспощадно!» — предлагает С. Снегов. «Молодому писателю нужно испытывать если не радость, то хотя бы чувство удовлетворения, когда он находит лишнюю строчку и зачеркивает ее», — говорит С. Антонов, призывая не лить «водичку». «Вычеркивай к такой матери те слова из уже написанной фразы, без которых можно обойтись», — без обиняков рубит Ю. Никитин.

Отмечу, что подавляющая часть моей редакторской работы заключается именно в этом занятии. И произведения от этого не только не страдают, но и выигрывают — это не только мое мнение, но и мнение самих авторов, прошедших «обрезание». Путин, вон, говорил, что в Москве есть специалисты по этому делу. Ан не только в Москве! В Кировограде тоже! :-) (Эх, а сам-то я из Твери, поэтому с удовольствием публикую произведения земляков — даже если они не очень мастерски написаны).

Довольно интересную, на мой взгляд, «Шпаргалку писателя» составил Василий Купцов. Приведу ее практически полностью (почти без редактирования) и надеюсь, что составитель не будет в претензии за перепечатку. (Василий, как там Мытищи? Чаек, небось, попиваешь «близ Москвы»?).

Однажды «Юрий Александрович Никитин, в попытках передать какую-то часть опыта начинающим фантастам в моем лице, рассказал, как записал крупными буквами на бумажке и повесил прямо над рабочим столом кое-какие напоминания. В частности: «не забыть упоминать цвета», «указать, какое время года, суток», «погода, осадки», «помни об употреблении сравнений». Методика работы выглядела крайне просто — пишешь какой-нибудь там роман или эпопею, ненароком поднял глаза — и замечаешь, что набил уже целую страницу, а все описания на ней — черно-белые, и ни одной метафоры! Поработаешь так годик с напоминалкой у носа — и начинаешь уже автоматически вставлять и цвета, и запахи, и о солнцепеке с дождем не забудешь, а уж литературные сравнения сами через каждые десяток-другой строк выскакивать будут».

Вот какая «шпаргалка» висела у В. Купцова в 1999 году:

1. Время года (1 раз). 2. Время суток (1 раз в эпизод). 3. Погода, осадки (1 раз в эпизод). 4. Цвета (по всему тексту). 5. Запахи (по всему тексту). 6. Вкус. (Не указано. — А. К.). 7.Тактильные ощущения — необязательно. 8. Температура (воздух, вода, металл) — необязательно. 9. Болевые ощущения — необязательно.

«Вероятно, стоит подумать и о том, чтобы не забыть описать внешность героев», — замечает В. Купцов.

10. Убрать глупые «свой, своя, свои...» 11.Убрать лишние «был, были...»

«Пункты 10-11 указывают на те слова-паразиты, употреблением которых грешат практически все начинающие. (...) Не стоит лазить «своей рукой в свой карман». Что же до обилия «был-были», то не стоит употреблять [вероятно, имелось в виду «уподоблять». — А. К.] текст русского автора машинному переводу с английского».

12. Исправить предложения, где на одно подлежащее приходится несколько сказуемых («гусеницы»). 13. Проверить, одинаковы ли времена у глаголов в одном абзаце. 14. Проверить, в одном ли стиле написан текст.

15.Убрать «видимо». 16. Убрать «действительно». 17. Убрать «однако». 18. Убрать «впрочем».

«Пункты 15-18 — список слов, которых следует всячески избегать в речи от автора, — поясняет В. Купцов, — в диалогах героев — пожалуйста! Скорее всего, список стоит дополнить».

Однако, я не согласен с Василием. Впрочем, сколько людей, столько мнений. Видимо, каждому — свое... Действительно, эти слова могут быть неотъемлемыми элементами стиля — я, например, очень люблю слово «впрочем» и частенько им пользуюсь именно в авторской речи.

19.Проверить, использованы ли сравнения.

В. Купцов: «Для некоторых начинающих авторов мысль о том, что употребление метафор является едва ли не первейшим признаком литературного произведения, может оказаться новой...». (А вот здесь — полностью согласен).

20. Обработать программой «Свежий взгляд».

«Это тоже — на мой вкус, — замечает В. Купцов. — Программа выделяет одинаковые кустки слов, находящихся в «опасной близости». Например, одно и то же слово, повторенное дважды в одном предложении. Программа очень помогает при авторской правке текста. Но кому-то употребление компьютерных программ против шерсти. Нет проблем — выкидывайте этот пункт!»

Да, хотя я кое в чем с Василием не согласен, но в целом «шпаргалка» действительно может принести какую-то пользу. Возможно...

...И вот произведение написано. Что делать дальше? Сразу бомбардировать издательства?

Вновь обратимся к Льву Толстому. А он советует написать в первый раз, затем переписать, чтобы расставить мысли, затем еще раз — чтобы расставить слова... Что, в лом? А-а, вот потому-то мы и имеем те книги, которые имеем.

Если нет желания переписывать вещь два-три раза, целесообразно хотя бы отложить ее на некоторое время и заниматься чем-то другим (писать что-то другое). А потом ее перечитать — и устранить пропущенные ранее погрешности.

Можно дать прочитать рукопись сведущим людям, знающим толк в русском языке, литературе вообще и фантастике в частности. Если эти люди — друзья автора, лучше не говорить им, кто это написал: друзья по-настоящему покритиковать не смогут. Впрочем (Василий, привет!), смотря какие друзья.

И последние крохи винегрета, которым я вас, поди, уже вконец задолбал. Это уже не пожелание, а самый недвусмысленный и категорический совет: если вознамеритесь присылать свою нетленку в «Порог», обязательно хоть немного расскажите о том, кто вы и откуда. То бишь снабдите текст сопроводиловкой. Не знаю, как другим редакторам, а лично мне гораздо приятнее, что ли, работать с авторами, о которых я знаю хоть что-то кроме имени или псевдонима. А вот когда приходит текст (по почте или «мылом»), где значится только «И. Иванов» — и все, ни «здравствуйте» тебе, ни «до свидания», то меня, знаете ли, несколько коробит.

...Ну что ж, вот и весь винегрет. Теперь слово за вами, молодые-начинающие. Только не надо спешить — места на Олимпе всем хватит...

@темы: [Голоса профессионалов]

---

Как создать героя

[Jean Sugui]

Правила Василия Купцова

1. Имя основное (Иван Анатальевич Грязнов)

Следующие пункты — это видоизменение имени в тексте. Не забывайте, мы — русские авторы, это англичанину можно по всему тексту именовать персонажа одним именем Фродо, ну, иногда еще мистером Беггинсом или хоббитом. Хороший русскоязычный писатель просто обязан пустить в дело все возможности родного языка, ну, хоть в деле касающегося вариации имен. Итак, Иван...

2. Варианты имени в тексте от автора (Иван, Ваня, Ивашка)

3. Варианты не-именного обозначения (подросток, тетенька, здоровячок, крепыш), по профессии.

4. Как героя называют другие (Ванек, Ваня) Вариант — называет только друг (А, Толстой: Мин Херц) или только мать. В том же «Петре Первом» автор именует главного героя, даже малолетнего, только «Петр», или «царь», на уменьшительное «Петенька» имеет право только родная мама! Заметим, что в романе царь Петр сам придумывает для себя обращение «герр Питер», запрещая «царя-батюшку».

5. Кличка героя (Ваняйло)

6. Уменьшительно-ласкательные варианты (Ванюша, Ивашечка)

7. Как его могут называть недруги (Ванька).

8. Как могут называть иностранцы (Вано, Жан-Иван)

От имен переходим к другим особенностям разговорной речи. Ну, во первых это:

9. Акцент, — без комментариев

10. Некоторые особенности произношения: скажем, ребенок не произносит буквы «р», с заменой на «л», или говорит о себе в третьем лице, наконец, для роботов — каждая фраза может начинаться «С-300 режим он-лайн».

11. Постоянно употребляемые слова, словосочетания (сорок человек на сундук мертвеца).

12. Тип характера. Без объяснений, ибо они могут быть бесконечны...

13. Родственные связи героя с другими персонажами. Пункт, занеченный мной одним из первых. Если героев романа много, скажем в исторической фэнтези, и некоторые из них — не близкие (двоюродные и троюродные братья), то не вредно даже начертить генеалогическое древо.

14. Рост. Общая конституция (астеник, живот отвисает) Раса, цвет кожи. Общие особенности строения тела (одноногий пират, беременность)

15. Пол, выраженность издали (поляницу издали можно было принять за воина)

16. Цвет волос, стрижка, прическа. Кстати, не вредно, отдавая книгу издательству, составить краткий «словесный портрет» для художника, занимающегося обложками. Чтобы не делали стрижку «под бобрик» длинноволосым рыцарям.

17. Цвет, разрез глаз, отсутствие глаза (повязка или стеклянный?), косоглазие, бельмо, очки, если близорук — то щурится без очков, если пожилой — читает, отдалив от себя газету. Этот пункт так и рождает сценки. Является некто, глаза разного цвета. «Глаз не в масть — жди напасть!» «А ты чего, от него добра ждешь? Как же, открывай рот, подкинет» — вот и готовое появление недруга.

18. Строение носа, хлюпает ли им, храпит ли? Размер рта, зубы. Курит ли, если да — то что, как держит трубку...

19. Усы (если имеются — какие?), борода (описание), шрамы на лице и шее, особенности (заостренные уши), родинки.

20. Особенности рук (нет пальца, мозолистые, руки пианиста), остановиться на ногтях/ Левша?

21. Типичные движения (размахивание руками при разговоре, подергивание плечами, полуулыбка после инсульта)

22. Головной убор

23. Одежда — подробно (если есть)

24. Обувь

25 Постоянно носимые предметы (меч, калькулятор), украшения.

26 Если профессия, род занятий героя отложили отпечаток на внешность — то полезно отметить.

@темы: [Работа с персонажем]

---

Как писать диалоги

[Jean Sugui]

Автор: Эльвира Барякина

Диалоги — это одно из самых проблемных мест в рукописях начинающих писателей. Как всегда, наиболее распространенная ошибка — это избыточность: ненужные описания, ненужные реплики, ненужные «украшательства». В диалогах особенно важно соблюдать принцип «Краткость — сестра таланта». Помните, что несколько лишних слов могут сделать разговор героев вялым или смехотворно вычурным.

Рассмотрим типичные ошибки:

ЗАТЯНУТОСТЬ

Непрерывный диалог не должен быть слишком длинным, иначе это замедляет динамику произведения. Разговор героев подразумевает реальное течение времени, тогда как в целом сюжет развивается намного быстрее.

Если продолжительный диалог все же необходим, то его следует разбавлять — например, описанием действий, эмоций героя и т.п. Блестящий пример хорошо выписанного диалога — сцена обеда профессора Преображенского и доктора Борменталя в «Собачьем сердце» Булгакова.

Еще один способ скрасить длинный диалог — пересказать его отдельные части:

Скуки ради думный дворянин Ендогуров рассказывал, о чем болтают бояре в государевой Думе, — руками разводят, бедные: царь со своими советчиками в Воронеже одно только и знает, — денег да денег. Подобрал советчиков, — наши да иноземные купцы, да людишки без роду-племени, да плотники, кузнецы, матросы, вьюноши такие — только что им ноздри не вырваны палачом. Царь их воровские советы слушает.
А. Толстой «Петр I»

В одном абзаце уместилось то, что прямой речью было бы отображено на целой странице.

БЕССОДЕРЖАТЕЛЬНОСТЬ

Диалог замедляет темп развития сюжета и, следовательно, акцентирует внимание именно на этой части романа. Чем продолжительнее диалог, тем на большее внимание он претендует. Поэтому крайне важно не засорять его фразами, не несущими полезной информации.

Девушки попрощались:
— До свидания!
— Всего хорошего!
— Очень рада была вас видеть!
— Приходите к нам в гости!
— Непременно придем. В прошлый раз нам очень у вас понравилось.
— Ну, право же, не стоит. Ну что ж, прощайте!

Можно было бы ограничится одной фразой: «Девушки попрощались».

Аналогичная проблема — повторы одной и той же мысли:

— Неужели так и сказала: уходи?
— Да, именно так.
— Я не могу поверить.
— Клянусь! Я тебе передал все слово в слово. Так и сказала: уходи.
— Я не верю. Ты, верно, что-то перепутал.

Исключения из этого правила, разумеется, могут быть, но все же следует помнить, что пустой диалог — это скучно, а скучное читатель пропускает.

НЕЕСТЕСТВЕННОСТЬ

Диалог должен звучать естественно. Не стоит употреблять в разговоре героев сложносочиненные предложения на пять строк или выражения, которые не используются в разговорной речи.

— Тебе нужно регулярно поливать ростки, потому что иначе им неоткуда будет взять влагу, столь необходимую для их питания и полноценного развития.

Так не говорят. Предложение лучше перефразировать:
— Не забывай поливать ростки, а то они засохнут.

Исключения из этого правила: когда по авторской задумке герой должен выражаться по-книжному.

Еще одна проблема: копирование устаревших выражений. Автор в детстве зачитывался Дюма и у него в подкорке засело, что «так можно и нужно писать». В результате получается следующее:

— Тысяча чертей! — воскликнул офис-менеджер, выключая компьютер. — Ах, будь я проклят, если я не отомщу этим канальям!

При этом автору в голову не приходит, что слова «тысяча чертей», «будь я проклят» и «каналья» не используются в разговорной речи уже лет сто.

Чтобы проверить диалог на естественность звучания, читайте его вслух. Вычурные слова будут резать ухо.

НЕСООТВЕТСТВИЕ ДИАЛОГА СИТУАЦИИ ИЛИ ХАРАКТЕРУ ГЕРОЕВ

В романах новичков сплошь и рядом встречаются сцены, когда злодеи в пылу битвы беседуют с героями о добре и зле: длинными предложениями с деепричастными оборотами. Если вы думаете, что это нормально, попробуйте в течение пяти минут колотить подушку и одновременно пересказывать сказку о колобке. Получилось нечто связное? Снимаю шляпу.

Казалось бы это элементарно: бегун сразу после марафона не может давать пространные интервью, пожарник в пылающем здании не может просить: «Василий Иванович, подайте мне, пожалуйста, брандспойт!»... И тем не менее, подобные ошибки являются одними из самых распространенных.

ПЕРЕБОР С АТРИБУЦИЕЙ

По возможности убирайте авторские комментарии в диалогах: «сказал он», «произнесла она» и т.п.

Иван взглянул в лицо Маше.
— Какая ты все-таки молодец, — сказал он.
— Если бы не ты, у меня бы ничего не получилось, — отозвалась она.
— Да брось, не стоит, — проговорил Иван.

Убираем «сказал он», «отозвалась она», «проговорил Иван» — и смысл не потеряется. Читателю абсолютно понятно, кто что произнес.

Аналогичная проблема — лишние наречия и прочие «уточнения».

— Это нечестно! — всхлипнула девочка плаксиво.

В данном случае наречие дублирует смысл глагола. «Всхлипнула» вполне достаточно.

Еще хуже смотрятся штампы:

— Сейчас я с тобой расправлюсь! — зловеще ухмыльнулся Император.
— Умоляю, отпустите меня! — душераздирающе закричала девушка, заламывая руки.

«ГОВОРЯЩИЕ» ГЛАГОЛЫ И ЯРЛЫКИ

По возможности старайтесь не снабжать реплики героев излишне «говорящими» атрибутивными глаголами. Эмоции должны передаваться самой сутью сцены, а не приклеенными ярлыками.

Есть писатели, которые пытаются обойти правило исключения наречий, накачивая стероидами атрибутивные глаголы по самые уши:

— Брось пушку, Аттерсон! — проскрежетал Джекил.
— Целуй меня, целуй! — задохнулась Шайна.
— Ты меня дразнишь! — отдернулся Билл.
С. Кинг «Как писать книги»

Не следует также постоянно напоминать читателю: вот этот герой — негодяй, а вот этот — прекрасный принц. Когда негодяи «злорадно скалятся», а принцы «презрительно поднимают брови» — это верный признак того, что автор писал, «надменно игнорируя здравый смысл». Опять же — характеризовать персонажа должны его слова и поступки.

ДЛИННЫЙ ДИАЛОГ ИЗ КОРОТКИХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ

— Ты куда?
— В деревню.
— А что там?
— Ничего.
— А зачем?
— Надоело.
— Почему?
— Ты не поймешь.

Подобный диалог выключает образное мышление. Читатель начинает видеть не мысленную картинку, а буквы. Если односложное перекидывание словами абсолютно необходимо по сюжету, то его надо разбавлять описаниями.

АКЦЕНТ И ИСКАЖЕНИЕ РЕЧИ

С передачей акцента и искажениями речи надо быть очень аккуратным. Если у читателя хоть на миг возникнет затруднение в прочтении фраз типа «’eволюция — это п’ек’асно», то от буквальной передачи акцента следует воздержаться. Достаточно упомянуть, что герой картавит.

ОДНОТИПНАЯ АТРИБУЦИЯ

— Я пошла в магазин, — сказала Маша.
— Не забудь купить сушек, — сказала бабушка, отсчитав ей деньги.
— А мне конфет! — сказал папа из-за двери.

Не стоит раз за разом повторять одинаковые атрибутивные глаголы, иначе внимание читателя зафиксируется именно на этих словах. Если вам сложно подобрать атрибутивный глагол, вставьте фразу, которая будет описывать действие героя, а потом — его реплику.

— Я пошла в магазин, — сказала Маша.
Бабушка отсчитала ей деньги.
— Не забудь купить сушек.
— А мне конфет! — послышался папин голос из-за двери.

Читателю абсолютно понятно, что «не забудь купить сушек» сказала бабушка. Перестроенная фраза «послышался папин голос из-за двери» тоже позволяет избежать очередного «сказал».

НЕУДАЧНОЕ ПЕРЕИМЕНОВАНИЕ ФОКАЛЬНОГО ПЕРСОНАЖА

Если вы уже упомянули, как зовут вашего героя, и что именно он является фокальным персонажем, не обозначайте его словами, указывающими на пол, возраст, профессию, социальный класс, должность и внешний вид. Например: «мальчик», «бухгалтер», «графиня», «нищий», «неряха». Читатель глядит на созданный вами мир глазами фокального персонажа, соответственно, он никак не может «называть себя» стариком или охотником. Это определения для других людей, для тех, с кем общается фокальный персонаж

Петя, затаив дыхание, смотрел на Машу. Ему вспомнилось все — и путешествие на дачу, и велосипедная прогулка, и купание в пруду.
— Ты надолго приехала? — спросил он.
Маша пожала плечами.
— Посмотрим. Надо дождаться отца — он решит.
— Оставайся! — чужим голосом проговорил юноша.

«Юноша» выбивает читателя из образа Пети. Чтобы сцена смотрелась органично, надо называть людей и предметы так, как это делал бы сам фокальный персонаж. Очевидно, что сам себя он может называть только по имени, фамилии или прозвищу, которое ему нравится.

УПОТРЕБЛЕНИЕ ИМЕНИ В ДИАЛОГЕ

— Здравствуй, Маша!
— Здравствуй, Петя! Как я рада тебя видеть!

Что неправильно? Во время разговора мы практически никогда не называем людей по имени. Поэтому данный диалог звучит фальшиво.

ПЕРЕСКАЗ СЛОВ ТРЕТЬЕГО ЛИЦА

— Я встретил Машу. Она сказала: «Петя, почему ты заходишь ко мне в гости?» — «Потому что мне некогда», — ответил я.

Старайтесь либо вообще избегать прямой речи в прямой речи, либо передавать слова третьего лица так, как они звучат в обычном разговоре. Например:

— Сегодня Машу встретил: она спрашивает, куда я пропал. Я соврал, что у меня нет времени.

ПЕРЕСКАЗ ТОГО, ЧТО ГЕРОИ И ТАК ЗНАЮТ

Часто начинающие авторы пытаются ввести читателя в курс дела с помощью диалога. И вот два эльфа заходят в таверну «У зеленого тролля» и начинают пересказывать друг другу историю Срединного королевства, в котором они живут:

— Ты же знаешь, пару лет назад орки напали на наши северные границы и сожгли пять городов. И тогда король Сигизмунд Пятнадцатый выделил триста тысяч воинов на боевых драконах...
— Да, эта битва недаром вошла в летописи. Помнишь, как они захватили Волшебный Камень Всезнания?
— Конечно, помню.

НЕКОРРЕКТНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ИНОСТРАННЫХ ВЫРАЖЕНИЙ

Иностранцы в романах новичков нередко говорят на своем родном языке с дикими ошибками. Если вы не уверены, как правильно пишется фраза, проконсультируйтесь у высокопрофессионального переводчика или у носителя языка.

ПЕРЕБОР СО СЛЭНГОМ И МАТОМ

Если ваш герой «ботает» исключительно «по фене», читатель может его «не догнать». А если герой будет «ботать» больше абзаца, читатель может закрыть вашу книгу и больше никогда к ней не вернуться.

Мат в литературе допустим только в малых дозах и только к месту. Исключения — авангардные романы, выходящие в полуподпольных издательствах тиражем в 500 экземпляров.

Какими свойствами должен обладать хорошо прописанный диалог?

1. Он должен быть абсолютно необходим, т.е. без него невозможно развитие сюжета или раскрытие личности того или иного героя.

Пример: разговор Скарлетт и Эшли в библиотеке (М. Митчелл «Унесенные ветром»)

2. Каждый из героев должен разговаривать на своем собственном языке. Его надо наделить любимыми словечками, заранее продумать, как он будет строить фразы, каков у него лексический запас, какой уровень грамотности и т.п. То же самое касается излюбленных жестов и поз. Этот прием позволит не только проговорить нужную по сюжету информацию, но и создать достоверный образ.

— «Нимфа», туды ее в качель, разве товар дает? — смутно молвил гробовой мастер. — Разве ж она может покупателя удовлетворить? Гроб — он одного лесу сколько требует...
— Чего? — спросил Ипполит Матвеевич.
— Да вот "Нимфа"... Их три семейства с одной торговлишки живут. Уже у них и матерьял не тот, и отделка похуже, и кисть жидкая, туды ее в качель. А я — фирма старая. Основан в тысяча девятьсот седьмом году. У меня гроб — огурчик, отборный, любительский...
И. Ильф и Е. Петров «Двенадцать стульев»

При этом следует помнить, что герои не могут вести себя со всеми одинаково и разговаривать в одной манере и с королевой, и с портовым грузчиком.

3. Читатель должен ясно представлять себе, где и в какое время суток находятся герои. Вокруг них надо создать живой мир — с запахами, звуками, обстановкой, погодой, освещением и т.п. Но излишне увлекаться описаниями тоже не стоит. Используйте «ключи»: есть ряд образов, упоминание которых тут же настраивает читателя на определенный лад. Например, раскат грома — это тревога и знак перемен; пение птиц — безмятежность; свечи — уют, интимная обстановка (в некоторых случаях — одиночество) и т.п.

Вечер в конце июня. Со стола на террасе еще не убран самовар. Хозяйка чистит на варенье ягоды. Друг мужа, приехавший на дачу в гости на несколько дней, курит и смотрит на ее обнаженные до локтей холеные круглые руки. (Знаток и собиратель древних русских икон, изящный и сухой сложением человек с небольшими подстриженными усами, с живым взглядом, одетый как для тенниса.) Смотрит и говорит:
— Кума, можно поцеловать руку? Не могу спокойно смотреть.
Руки в соку, — подставляет блестящий локоть. Чуть коснувшись его губами, говорит с запинкой:
— Кума...
— Что, кум?
— Знаете, какая история: у одного человека сердце ушло из рук и он сказал уму: прощай!
— Как это сердце ушло из рук?
— Это из Саади, кума. Был такой персидский поэт.
И. Бунин «Кума»

4. Для более четкой визуализации действия показывайте читателю, что герой не только говорит, но и жестикулирует, передвигается, гримасничает и т.п.

— Ай-яй-яй! — воскликнул артист, — да неужели ж они думали, что это настоящие бумажки? Я не допускаю мысли, чтобы они это сделали сознательно.
Буфетчик как-то криво и тоскливо оглянулся, но ничего не сказал.
— Неужели мошенники? — тревожно спросил у гостя маг, — неужели среди москвичей есть мошенники?
В ответ буфетчик так горько улыбнулся, что отпали все сомнения: да, среди москвичей есть мошенники.
М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Если герой испытывает сильные эмоции, не рассказывайте, а показывайте это.

— Тебе никогда не стать космонавтом! — воскликнул злобно Иван.

То же самое можно написать следующим образом:

Лицо Ивана побагровело, кулаки сжались.
— Тебе никогда не стать космонавтом!

Чувствуется разница?

5. Тщательно следите за тем, чтобы речь героев соответствовала месту, времени, настроению и индивидуальным особенностям героев. Если человек проснулся с похмелья, он вряд ли сможет шутить с девушками; если зэку-лесорубу упала на ногу кувалда, он не воскликнет: «Ай, как больно!»

6. Длина предложений в диалогах должна соотносится со скоростью развития событий. В кризисных ситуациях человек говорит кратко; дома у камина может позволить себе цветистые обороты и поэтические сравнения.

@темы: [Работа с диалогом]

---

Творческое задание 4

[Jean Sugui]

Смотри на мир с другой точки зрения. Задание на следующую неделю: возьмите любой предмет с вашего письменного стола и напишите зарисовку от его имени. Примерно так: "Я - любимый телефон %username%. Каждый день моя хозяйка/мой хозяин... а я при этом..." Постарайтесь не ограничиваться перечислением действий, а раскрыть ощущения предмета, как если бы он был живой. Постарайтесь придать рассказу художественную форму и завершенность.

@темы: [Упражнения]

---

Ю

[Jean Sugui]

Мем для тех, у кого в памяти отверстие:
С буквой "ю" напишет Юра "парашют", "жюри", "брошюра".

@темы: [Учим русский язык]

---

Статья

[Лианнон]

Роджер Желязны. Создание научно-фантастических романов

"Сильвия Бюрак попросила меня об эссе для The Writer, и я написал следующий текст. Большая его часть посвящена соображениям, возникшим при создании моего романа "Глаз Кота". Я не думаю, что я смог бы записать все столь подробно когда-либо ранее или потом. Итак, вот этот небольшой текст и я включаю его в этот сборник для тех из вас, кто интересуется подобными вещами.
Покойного Джеймса Блиша однажды спросили, где он находит идеи для своих научно-фантастических рассказов. Он ответил так же, как отвечаем все мы: "Из наблюдений, из прочитанного, из жизненного опыта и так далее". Тогда его спросили, а что он делает, если во всем этом ему не удается найти новой идеи. Он сразу же ответил: "Я занимаюсь самоплагиатом"
Конечно, он имел в виду, что он просматривает свои прежние работы для того, чтобы обнаружить неразработанные линии, доверяясь устойчивости интересов и обновлению старых прелестей для того, чтобы появились новые мысли. И это работает. Время от времени я делаю то же самое, и обычно это дает много новых идей.
Но я пишу уже более двадцати лет и кое-что знаю о том, как работает мой мозг, когда я подыскиваю историю или рассказываю ее. Я не всегда знал то, что знаю теперь, и в большинстве моих ранних вещей я двигался наугад,
определяя темы, нащупывая характеры и мысли. В результате большинство из моих концепций доведены до конца и для меня теперь намного легче рассказать новую историю, чем прежде. Это может быть более поздняя модель, но управление похоже на предыдущую, и если я берусь за рычаг механизма, я знаю,
что с ним делать."
продолжение здесь lib.ru/ZELQZNY/make_sf.txt

@темы: [Ссылки]

---

Три метода договориться с Внутренним Критиком

[Jean Sugui]

Внутренний Критик (далее - ВК) - страшный зверь, живущий внутри каждого райтера и старательно отравляющий оному райтеру жизнь. У кого-то он бОльшую часть времени пребывает в коматозном состоянии и просыпается лишь иногда, поднимает голову, обозревает поле деятельности, выплевывает порцию яда и снова благополучно засыпает, оставляя хозяина разгребать последствия в гордом одиночестве. Этим людям, можно сказать, повезло, потому что бывает и другой вариант. Есть на свете несчастные райтеры, у которых ВК, наадреналиненный по самое немогу низкой самооценкой хозяина и неуверенностью в собственных силах/таланте/знании алфавита его же, не дремлет никогда, даже в полглаза, а потом мерзко хихикает и потирает лапки, когда уставший автор удаляет все выстраданное тяжелым трудом в два клика и дает себе зарок, что "больше никогда ни единого слова". К счастью, таких страдальцев тоже немного. У большинства же райтеров ВК выползает время от времени и нудно делает свое черное дело. Иногда с ним удается договориться, иногда нет, но удовольствие от творческого процесса он отравляет все равно.

У меня тоже есть свой ВК, и я научилась с ним договариваться настолько успешно, что мы приходим к консенсусу девять раз из десяти. Для этого у меня есть три метода.

Три метода

Метод первый - "Прикинься ветошью". Девиз метода - "Я не я, рассказка не моя". Суть - уговорить ВК, что все это не по-настоящему, несерьезно. У меня лучше всего работает на фиках, потому что фики для меня в первую очередь полигон для испытаний и постановки экспериментов. Допустимый процент неудач заложен в сам образ, потому что когда это испытания и эксперименты проводились со 100% результатом? Отмазка отлично работает в контексте того, что я не являюсь издающимся автором и пишу больше для себя и того небольшого количества поклонников, которое у меня собралось. Фактически это временное снятие с себя ответственности за качество текста, что позволяет стравить напряжение и заткнуть ВК. Но именно что временно, потому что потом все равно придется вернуться и доделать.

Метод второй - "Отложенный перфекционизм". Девиз метода - "Не делай сегодня то, что можно отложить на завтра". Суть - уговорить ВК, что любой косячный момент или затык, пройденный на усилии, всегда можно подправить потом. Сами знаете, как это бывает: чахнешь над одним абзацем или предложением даже не часами, а сутками и неделями, в поисках нужного слова, нужной формулировки или детали сюжетного развития. Вк здесь раздолье. Он настолько забирает власть, что любой найденный вариант зарубается на корню и вам никак не удается его выстрадать в самом буквальном смысле. Но перфекционизм всегда можно отложить. Можно записать буксующее место теми словами, какие первыми пришли на ум, или вовсе обозначит схематически. ВК при этом будет вопить и не давать вам это сделать, но его можно попытаться заткнуть твердым обещанием вернуться сюда позже и все переделать. Мой собственный ВК на это дело легко ведется. А потом я возвращаюсь и чаще всего обнаруживаю, что зря страдала, потому что и слова, какие надо, и схематичного наброска вполне хватает, чтобы передать суть, и вообще место совсем не выглядит провальным в общей ткани текста. А если и надо подправить, то немного. Плюс к тому - свежий взгляд, после которого застревается намного меньше.

Метод третия - "Взгляд со стороны". Девиз метода - "Давай покрасим холодильник в черный цвет". Суть - взглянуть на проблемное место другими глазами в буквальном смысле. Метод требует некоторой подготовки, которая начинается с того, что хотя бы один текст нужно дописать до победного финала. И вот он закончен, вылежан, вычитан, вылизан и отправлен на чтение альфа-группе. Альфа-группа сама по себе является методом совершенствования текстов. В ней может быть один человек, а могут быть и десять. Это должны быть люди, которым вы доверяете, потому что показывать придется полусырой текст. И самое главное это должны быть люди, которые вас будут не только хвалить, но и способны будут на корректную критику, а вы должны быть готовы эту критику принять. У меня в альфа-группе два человека. Так вот, возвращаясь к методу. Альфа-группа читает ваш текст, рассказывает вам какое-то свое мнение, а потом вы берете ее за жабры, берете свой текст и тыкаете во все места, где вы застревали, а ВК вопел, как оглашенный и всячески отравлял вам процесс. И задаете вопрос: "Вот здесь у меня была проблема. Насколько сильно это заметно? Насколько сильно этот кусок слабее всего остального?" У меня чаще всего оказывается, что слабое место никак не выделяется, а выглядит вполне себе органично и плавно. Когда в следующий раз ВК поднимет голову и начнет гнуть свое, для него есть убойный аргумент: "А вот помнишь, так уже было? В таком-то тексте такое-то место? А потом оказалось, что все нормально. Так что отвали и не мешай". Мой почти всегда ведется, так что метод вполне себе работает.

И напоследок наблюдение. Нет никакого Внутреннего Критика. Даже если он говорит голосом мамы или учительницы русского языка, которые вас критиковали, он все равно часть вас. Это стоит осознать и прочувствовать, потому что с собой договориться всегда возможно.

@темы: [Психология творчества]